Дональд Гамильтон - Путешествие будет опасным [Смерть гражданина. Устранители. Путешествие будет опасным]
Я вспомнил, как мне однажды пришлось жестоким образом решить такую проблему в группе, находившейся под моим началом. Но в конце концов, какой смысл застрять на вражеской территории только для того, чтобы приличествующим образом похоронить коллегу, — не важно, как бы ни любили вы парня, когда он был жив? Пока мы не вернулись, мне, конечно, пришлось следить за тем, что делается у меня за спиной, но я так и только так всегда это делал.
— Мэтт, — тихо позвала Бет, — Мэтт, в чем дело?
Я покачал головой и развернулся, чтобы съехать на немощеную дорогу, ведущую через холмы к автостраде. Но большущий лимузин не был «мерседесом». Задние колеса потеряли сцепление на гравии, и я утратил контроль над управлением, тормозами — сразу над всем. На мгновение «бьюик», казалось, распластался по дороге, и у меня наконец-то появился объект для борьбы. Резким рывком руля я выровнял машину, из-под задних колес, нашедших опору, брызнули мелкие камешки, и я перевалил через гребень холма, трясясь на рытвинах, на которые не была рассчитана мягкая, как в детской коляске, подвеска. Свернув к кучке сосен, я остановился.
Бет легонько вздохнула и поправила прическу.
— Извини, — сказал я, — Так машину не водят. Слишком много мартини — в этом, наверное, дело. Но с «бьюиком», по-моему, все в порядке.
Внизу виднелись огни Санта-Фе, а за моей спиной во тьме простиралась долина Рио-Гранде. Далеко через долину мелькали огни Лос-Аламоса — если это место вас интересует. Я в отличие от Эмоса Даррелла им не интересовался. Они больше не беспокоят окрестных жителей загадочным грохотом, но мне куда больше нравилось, когда там был только сосновый лес и частная школа для мальчиков. Что бы там Эмос ни произвел в своей лаборатории, о чем он спешил доложить в Вашингтоне, я чувствовал, что вполне мог бы без этого обойтись.
С противоположной стороны на фоне неба виднелись темные вершины Сангре де Кристо, на которых уже выпал первый осенний снег, смутно различаемый в ночи.
Бет мягко спросила:
— Милый, может быть, ты все-таки расскажешь?
Ехать сюда было ошибкой. Я ничего не мог ей рассказать. А в плане супружеских отношений она не принадлежала к школе «ловим-пока-он-есть». По мнению моей жены, всем, даже любовью, следует заниматься в надлежащее время и в надлежащем месте. И этим местом никак не могло быть переднее сиденье автомашины, стоящей в нескольких футах от автострады.
Я не мог ничего объяснить и не был в настроении сидеть в обнимку, да и таким слабым средством не смог бы успокоить ни ее, ни себя. Оставалось только возвращаться домой.
7
Миссис Гарсиа, пухлая, приятной внешности дама, жила рядом, так что не было необходимости отвозить ее домой. Поэтому, расплатившись, я поблагодарил ее, проводил до дверей и, стоя на пороге, смотрел, как она идет по дорожке к калитке в стене, ограждавшей наш участок. Подобно многим другим особнякам в Санта-Фе, наш огражден от непрошеных гостей шестифутовой кирпичной стеной в десять дюймов толщиной.
Когда я закрыл калитку за миссис Гарсиа, во дворе стало очень тихо. Я машинально прислушивался к ее удаляющимся шагам, к шуму проехавшей мимо машины, но здесь, за стеной, не было слышно ни звука, ни движения. Если не считать нашего большого серого кота по кличке Тигр (хотя на его спине не было ни единой полоски), который бесшумно и незаметно шагнул к двери, рассчитывая незаконным образом проскользнуть внутрь. Я захлопнул дверь перед его носом, щелкнул замком и потянулся к выключателю, чтобы погасить освещение во дворе. Им можно было управлять из передней, из кухни, а также из студии и гаража, и нам это влетело в немалую сумму, чего Бет никак не могла понять. Ей никогда не приходилось жить в таких условиях, когда возможность, щелкнув переключателем, убедиться, что никаких врагов поблизости нет, кажется недостижимой роскошью.
Я опустил руку, не коснувшись выключателя. Зачем облегчать жизнь Тине и ее другу? Повернувшись, я увидел, что Бет следит за мной из-за арки, ведущей к детским спальням.
Помолчав, она сказала:
— Все на месте и все в порядке, — Об освещении она промолчала, — Где кот?
Когда зверюгу оставляли внутри, он прятался под шкафами, дожидаясь, пока мы ляжем спать, после чего забирался в постель к кому-нибудь из детей. Они, конечно, не возражали, даже малышка, но нам это казалось негигиеничным.
— У Тигра номер не прошел. Он во дворе, — ответил я.
Без улыбки и не произнося ни слова, Бет смотрела, как я иду к ней через холл. Свет мягко падал на ее лицо. Есть что-то очень приятное в том, как выглядит женщина после вечерники, когда она, если можно так выразиться, «прошла выездку». Она уже не сверкает и не пахнет, словно автомобиль на выставке. Нос, может быть, слегка блестит, прическа уже позволяет погладить ее по голове, и рот (я имею в виду помаду) доступен для поцелуя. А наряд потихоньку стал обрисовывать ее настоящую фигуру, не являя более собой безумный порыв вдохновения какого-то модельера. Сама же дама, как вы надеетесь, снова начинает ощущать себя женщиной, а не произведением искусства.
Я резко притянул Бет к себе и крепко ее поцеловал, стараясь забыть Тину и не думать о том, что нужно Маку после всех этих лет. Что бы это ни было, но ничего приятного ожидать не следовало. Такого просто не могло быть. Я почувствовал, как вздрогнула Бет от грубого прикосновения, но тут же, рассмеявшись, она обняла меня за плечи и ответила таким же крепким поцелуем, прильнув ко мне всем телом и прижав губы к моим губам, забыв о помаде и модном платье. Мы иногда играли в эту игру, притворяясь этакой распущенной, без предрассудков, парой.
— Это уже лучше, — прошептала, слегка задыхаясь, Бет. — Весь вечер ты был мрачен, словно грозовая туча. А теперь позволь мне… Мэтт, не надо!
Предполагается, что в этой игре я позволяю ей сбежать в спальню и переодеться в пеньюар или хорошенькую ночную рубашку, но сегодня вечером я не мог заставить себя играть по правилам. Она вскрикнула от удивления и испуга, когда я опустил ее на ближайшую кушетку, навалившись сверху. Губы Бет стали мягкими и бесчувственными, грудь под складками платья казалась недоступной.
— Милый, ну пожалуйста, — прошептала она, отворачиваясь, — Мэтт, мое платье… Иной раз муж не может не подумать о том, что он достаточно силен, а жена его сравнительно слаба, и он, если бы захотел, мог… Я отбросил последние мысли в сторону. В конце концов, нельзя же, черт возьми, насиловать ту, кого ты любишь и уважаешь. Я медленно выпрямился, достал платок и вытер рот. Подойдя к двери, я остановился, глядя сквозь стекло на освещенный двор. Я слышал, как Бет встала с кушетки и быстро вышла из комнаты.
Дождавшись, когда хлопнет дверь в ванную, я повернулся, прошел в пустую спальню и начал развязывать галстук, но потом передумал. Мой саквояж, уже упакованный, стоял возле кровати. В нашем доме, как почему-то и в других домах на Юго-Западе, не предусмотрено никаких встроенных шкафов, а мы сами так ничего и не сделали для устранения этого недостатка. В результате такие вещи, как походная одежда и снаряжение, приходится держать в студии или в гараже. Кое-что я успел загрузить в пикап, а остальное находилось в студии. Утром я уже должен быть в Техасе. Обычно я испытывал здоровое отвращение уроженца штата Нью-Мексико к этому громадному штату и его обитателям, но сейчас он казался самым подходящим для меня местом.
Я перенес саквояж к кухонной двери и пересек холл, чтобы взглянуть на малышку. Дальше по коридору спали Мэтт-младший, одиннадцати лет, и Уоррен, девяти, но мальчишкам такого возраста не годится, на мой взгляд, докучать поцелуями на ночь. Очень трудно привыкнуть без волнения смотреть на своих детей. Всегда кажется, что кто-то там Наверху сотворил чудо и одновременно разыграл тебя. Наша младшая, Бетти, крепко спала. Ей было почти два года; хорошенькое личико начало удлиняться вместе с первыми зубами, но головка казалась еще слишком большой для маленькой фигурки, а пальчики ног были удивительно малы. Я услышал за спиной шорох, прикрыл одеяльцем девочку и повернулся к Бет.
— Разве ей не следует спать в пижамке? — Когда нечего сказать жене как женщине, всегда можно обратиться к роли родителя.
— Не осталось ни одной, она испачкала последнюю пару. Миссис Гарсиа все выстирала, но белье еще не высохло.
Я сказал:
— Хочу забросить свое снаряжение в машину и отчалить. Утром уже буду на пол-пути к Сан-Антонию.
Бет, поколебавшись, заметила:
— Стоит ли после всех этих мартини?
Я подозревал, что она имела в виду нечто другое, хотя сказала именно это.
— Я не стану спешить. Если захочется спать, сверну с дороги и высплюсь в машине. — Я тоже хотел сказать не совсем то, что сказал, но мы оба как будто потеряли способность ясно выражать свои мысли.
Я бросил взгляд на Бет. На ней было что-то такое почти прозрачное, бледно-голубого цвета. Она выглядела, как ангел, но момент был упущен, и я при всем желании не мог пробудить в себе тягу к нейлоновому ангелу, даже после легкого прощального поцелуя в губы.
